Голова болит адски, что, пожалуй, может расколоться изнутри на два небольших материка. А вот перспектива выплюнуть собственный мозг не кажется такой устрашающей и мерзкой. Меня раздражает это «благо» цивилизации под названием телефон, которое и не благо вовсе, а уродская вибрирующая при каждом удобном случае машина, разрывающая своим жалким пиликаньем драгоценную тишину. А еще прислуживает всем этим хамам, считающим нормой поздние звонки и свои высокохудожественные сплетни. Последнее они несут, как венец, и в жизни повседневной, тычут в нос при любом удобном случае. Истинные монархи не выпячиваются короной. 

Вот вам и долгожданная деятельность, активность. Ах, да, запас энергии в дополнение. 

А негласный спонсор моей речи — «Боже, что я говорю?»
   «Боже, что я говорю» — да когда же ты научишься выражать свои мысли вслух.

Причем идея в голове звучать может вполне ясно, логично и красочно. Сознание рисует картину объяснения так, как и хотелось бы — с шармом, с чувством. С расстановкой, точно. Я придаю своему лицу вид знатока-ценителя, эдакого философа с ответами на вопросы мироздания. Делаю глубокий вдох, и...

Слова путаются, слова смешиваются. Они будто играют со мной в шахматы. Начало говорю на одном языке, конец на другом, не зная толком ни первого, ни второго. В итоге получается несуразная сумбурность, от которой краснеешь не румянцем тургеневской барышни, а до самых кончиков ушей. Малиновый пурпур. Появляется резкое желание быть поглощенной матушкой-землей на веки вечные, или притвориться немой, но уж очень гордо-разумной, дабы сохранить остатки уязвленного достоинства.

И есть единственный способ борьбы с этим — чтение вслух. Наизусть или по книге. Огромные отрывки, целые произведения. А ведь когда-то полностью из памяти «Евгения Онегина» слышало мое зеркало. А ведь когда-то этим занималась. А ведь когда-то стоит возобновить.

А ведь создают же люди. И созидают. Плоды своего или чужого творчества? По разным случайностям ответы разбросаны. Суть же одна. Они творцы, они авторы, деятели, преобразователи мира вокруг и мира внутри, в первую очередь. Такие, как я, любят играть словами и образами, но не на делах. Фантазеры.
Смешные. Творческий — эпитет модный, эпитет массовый. Впрочем, как и «уникальный». По-настоящему изобретателей никак не называют, рядом с ними клише кажутся глупыми. Низко и узко все это. Деятели зажигают, деятели заражают. Им не нужна репутация сказочника, они сами себе персонаж.

Ненавижу внутреннюю апатичность. Ненавижу леность, инертность. Мерзость. Ненавижу, когда пробивается дальше внешности, ближе утренней свежести. Заползает, именно, заползает. Мой внутренний чародей всегда зажигал себя сам вместе с миром вокруг, воображением собеседников. А сейчас ему нужен кто-то извне. Катастрофически необходим. Иначе зачахнет, иссякнет. Ни колдовства, ни звезд. 

Помоги мне, скорее... 

Почему я такая разбитая? Серая и пустая. Внутри не яма, а вакуум, не заполняемый, а расширяемый собственным сознанием. Мне не о чем думать, и писать более двух-трех строчек не представляется возможно-важным.  Нечего отдавать, нечего преломлять. Состояние ужасающее, иногда просто пугающее. Бессилие. До слез доводит, беспричинных и от этого изнуряющих. В голове одно слово вертится, как обсессия. «Пустая, пустая, пустая, пустая, пустая, пустая...»

Ведь раньше было все по-другому. Всего год назад. Она была деятельной, была увлекающейся. И пахла чем-то ванильно-цветочным. Сладким, мягким. Все выражала себя, выплескивала всю эту красоту увиденную, услышанную, ощутимую в каждом произнесенном слове, малейшем жесте. А еще улыбки мимолетные. И жить любила до безумия, глотала жадно каждую минуту солнечных циклов. Куда она ушла?

Хочется ехать. Просто ехать. Не столь важно, где и как. Куда — вовсе последняя проблема в списке. У меня не осталось ничего своего, ничего, за что могла бы удержаться. Я пишу не по-своему, говорю серо, думаю однообразно. Меня будто нет. Может… может действительно нет? 

Тебя делает твое окружение. Признай и осознай.
Повторю еще раз. Тебя делает твое окружение. Ты встречаешь их каждый день, через день. Ты разговариваешь с ними, думаешь с ними. С единицами мечтаешь. Со счастливцами претворяешь фантазии в жизнь. Это не просто побочный эффект социализации – закон непрерывного процесса. Даже во снах не уйдешь ни на шаг, даже в туманных, казалось бы, образах. Тебе нельзя спрятаться в бетонных джунглях, в просторах сельхоза. Везде есть следы, везде взгляды и руки.

В тебе тебя мало катастрофически. Живое зеркало, отражающее такие же гладкие поверхности. Берешь, не осознаешь по чуть-чуть, по капле, набирая море. В праве лишь  степень солености определить  да время волнения.

Важно чувствовать, кем себя наполнять.

Мой снобизм просто поразителен. Удивительно-поразителен. Не такой, что задираешь нос при каждом взгляде, а внутренний, въедливый. Полный тщеславия шепот: «Смотри, ты лучше, знаешь больше, стоишь выше». Мерзкий и затягивающий. От него и избавиться нельзя. Ни лекарства, ни врача.

Был бы повод. Хоть сколько-нибудь оправдывающий эту гадость повод. Но нет. Давно стараюсь не копаться внутри, не вытаскивать силком наружу, разбирать, после раскладывать по полочкам, по местам. Этой, казалось бы, ведущей в бесконечность рефлексии, отчаянно не хватает уставшему в повседневности разуму. Он задыхается в бессмысленной гордости и глупости.

Мне необходимо заново вести дневник. Необходимо записывать. Когда рука привыкнет к слову, голова насытится кислородом.

Нет, дорогой товарищ с фуфайкой навыпуск, я не собираюсь сводить с вас взгляд. О, вам трудно, понимаю. Неуютно, наверное, правда? Так вот, дорогой товарищ с фуфайкой, как вы поняли (в чем, безусловно, сомневаюсь), давеча вы спрашивали меня о многом. Позвольте теперь рассказать.

Во-первых, мне не кажется небо серым, а февраль промозглым. Это отличный повод разобраться с хламом в домашнем черепке. И на кой черт, в конце концов, вы сдались, если можете улыбаться и смеяться лишь в плюс, мать его, по Цельсию двадцать?

Во-вторых, не агрессивностью одной я славлюсь направо и налево. Занудством. И рассуждениями о том, что вас не занимает, буду раздражать аж до того, пока вы не замолчите о своем, о, несомненно, высоком. Спастись же бегством, как узнала, не удастся — вы уверенно последуете за мной.

В-третьих… Не строю никаких на вас планов. Ни на вас, ни на кого бы то ни было. Не надо. И глазами не стреляю, и не пытаюсь привлечь внимание любым доступным способом. Прошу прощения, но не нужны мне подарки, вы, тем более — ваша фуфайка. О неблагодарности можете не говорить.

Как много стало господ с фуфайкой. Они появляются, как муравьи средь лесных деревьев. И не спрятаться от них и не скрыться под милой улыбкой. От них спасешься лишь северным ветром. 

Во-первых, заходить в интернет только с надобностью.
Во-вторых, надобность эта должна быть возвышеннее и полезнее, чем попросту убить время.
В-трейтьих, не бояться обилия новых знаний и неизведанных горизонтов.

Аминь